Психология внимания - Страница 136


К оглавлению

136

Первая обитель достигается «устной молитвой». Я это перевожу так: молитва вслух, произносимая речь, вызывает первую ступень сосредоточения, направляет рассеянное сознание на один определенный путь.

Вторая обитель — это обитель молитвы мысленной, т. е. здесь внутреннее сосредоточение мысли усиливается, речь внутренняя заменяет наружную. Труд сосредоточения дается легче: сознание не нуждается более в материальной поддержке слов, выговариваемых и слышимых, для того чтобы не уклониться в сторону; оно довольствуется туманными образами, знаками, развертывающимися в известный ряд.

«Молитва созерцательная» отмечает третью ступень. Здесь, нужно сознаться, я затрудняюсь в способе толкования. Я могу видеть в этой стадии лишь высшую форму второго момента, отличающуюся от него столь слабым оттенком, что он может быть оценен только сознанием мистика.

До сих пор еще существуют деятельность, движение, усилие; все наши способности еще работают; теперь же следует не думать много, а любить много. Другими словами, сознанию предстоит перейти из формы дискурсивной (рассудочной) к форме интуитивной (самосозерцательной), от множественности к единству; оно стремится из лучистого сияния вокруг одной неподвижной точки перейти в одно исключительное состояние громадной интенсивности. Этот переход не составляет ни следствия капризной воли, ни результата исключительного движения мысли, предоставленной себе самой; ему нужно увлечение могучей любви, «последний удар», т. е. бессознательное содействие всего организма.

«Молитва успокоения» вводит в четвертую обитель; тогда душа «не производит более, она получает»; это — состояние высшего созерцания, которое было известно не одним только религиозным мистикам. Это — истина, являющаяся неожиданно и внезапно: ее должно признать, как таковую, без помощи медленных и длинных процессов логического мышления.

Пятая обитель, или «молитва единения», есть начало экстаза, но она неустойчива. Это «свидание с божественным женихом», без прочного, однако, обладания. «Цветы только слегка раскрыли свои чашечки, они распространили лишь первое благоухание». Неподвижность сознания несовершенна; в нем заметны колебания и временные исчезновения; оно еще не может удерживаться в этом необычном и противоестественном состоянии.

Наконец, в шестой обители, в «молитве восхищения», оно достигает экстаза.

...

«Тело становится холодным, речь и дыхание останавливаются, глаза закрываются; самое легкое движение потребовало бы величайших усилий. Чувства и способности остаются вне сознания… Хотя при этом обыкновенно не лишаются чувств (сознания), но мне случалось лишаться их совершенно. Это бывало редко и продолжалось очень недолго. Чувствительность по большей части сохраняется, но ощущается непонятное смущение, и хотя в этих случаях лишаются способности ко внешней деятельности, однако не перестают слышать. Ощущается нечто, напоминающее неясный звук, несущийся издалека. Тем не менее, когда восхищение достигает высшей степени, перестают слышать даже и таким образом».

Что же такое седьмая и последняя обитель, которая достигается «парением ума»? Что существует по ту сторону экстаза? Единение с Богом. Наступление его неожиданно и могущественно… Это стремительный порыв, обладающий такой силой, что всякое сопротивление ему напрасно.

...

«Тут Бог сошел в существо души, которая составляет с ним одно целое».

Разграничение этих двух ступеней экстаза не представляется мне неосновательным. На высшей его ступени благодаря излишку единства достигается даже уничтожение сознания. Это толкование покажется законным, если вспомнить подчеркнутые мною выше два места:

...

«Мне случалось совершенно лишаться чувства»,

«Перестают слышать даже и таким образом, когда восхищение достигло высшей своей степени».

Можно бы цитировать еще и другие места, взятые у того же автора. Замечательно, что в одном из ее «великих восхищений» Божество является ей без формы, как совершенно бессодержательная абстракция. Вот по крайней мере как она выражается:

...

«Итак, я скажу, что Божество, будучи подобно до чрезвычайности чистому и прозрачному алмазу, много больше видимого мира».

Мне кажется, что невозможно видеть в этом только простое сравнение, литературную метафору. Это выражение совершенного единства в интуиции.

Этот психологический документ дал нам возможность мало-помалу проследить сознание до его последней степени сосредоточения, до абсолютного моноидеизма; к тому же он позволяет нам ответить на вопрос, часто возбуждавшийся, но решенный только теоретически: может ли поддерживаться однообразное состояние сознания? Свидетельство некоторых мистиков позволяет, по-видимому, ответить на него утвердительно. Без сомнения, истина, гласящая, что сознание живет лишь благодаря изменяемости, общеизвестна и банальна. По крайней мере она признается уже со времени Гоббса:

...

«Idem sentire semper et non sentire ad idem recidunt»;

но бывают нарушения этого закона у некоторых исключительных личностей, в очень редких случаях и на очень непродолжительное время. В обыкновенном экстазе сознание достигает максимума сужения и интенсивности, но сохраняет еще форму дискурсивную (рассудочную): от очень напряженного внимания оно отличается лишь в степени. Только великие мистики более могучего полета достигали абсолютного моноидеизма. Мистики всех стран и всех времен рассматривали совершенное единство сознания henosis, как окончательное довершение экстаза, редко достигаемое. Плотин добился этой милости всего четыре раза в течение всей жизни, о чем свидетельствует Порфирий, который испытал ее только однажды: шестидесяти лет от роду.

136