3. Особенно замечательны явления, связанные с ослаблением воли. Это ослабление наступило почти мгновенно, именно около 8 час. 5 мин., вместе с появлением сильных галлюцинаций. Действительно, психометрические наблюдения, произведенные до этого момента, не показывают почти никакого отклонения от нормальных величин: время реакции при внимании, обращенном на движение, было равно 137… (нормальное же…), а при внимании, обращенном на восприятие, — 193… (нормальное же 202…); далее, длина волны чувственного внимания в зрительных ощущениях оказалась равной 3,4… и нормальная величина тоже 3,4… Психометрические же данные, полученные после этого срока, показывают крайне сокращенные времена, т. е. наступление, так сказать, судорожного состояния механизма, управляющего вниманием и активным воспоминанием, причем, как всегда в подобных обстоятельствах, механизм, действуя самостоятельно и независимо от воли человека, исполняет свои функции быстрее и чаще, может быть, точнее. Так, опыты с Treppenfigur Шредера дали 1,5… а нормальная продолжительность в этой смене 3,5… опыты над вызовом воспоминаний дали 2,1… а нормальная продолжительность — 3,1… Замечательно, что среднее уклонение отнюдь не увеличилось сравнительно с нормальным, а во втором ряде опытов даже несколько сократилось (нормальное 0,6…).
4. Гашиш замечательным образом повышает общий уровень эмоций, хотя болевая периферическая чувствительность бывает иногда даже понижена. Принимая во внимание, что все болезненные явления в нашем случае исчезли так быстро и бесследно, что общее органическое состояние уже на следующий день было вполне нормальным, мы должны, кажется, предположить, что органическое расстройство и во время опыта было в действительности вовсе не серьезно. Но такова была аффективная неустойчивость, что это незначительное расстройство казалось субъекту ужасным и в полном смысле слова невыносимым. Совершенно такое же несоответствие чувствований с их причинами констатируют и все другие наблюдатели, и мне лично известны случаи, когда прием гашиша порождал такое радостное и веселое настроение, что человек из-за самой ничтожной причины хохотал без устали. Замечательно, что это усиление не ограничивается общим настроением, но распространяется, например, и на эстетические эмоции. Я помню, что когда мне показали круг с секторами дополнительных цветов, я не мог от него оторваться, так прекрасен он мне казался; то же самое указывают Рише и Карпентер относительно музыки и даже отдельных музыкальных тонов. Такое совершенно общее действие гашиша на аффективную возбудимость служит, по-видимому, подтверждением физиологической теории чувствований, именно указывает на то, что чувствования суть своего рода ощущения. К сожалению, психология чувствований еще так мало развита, их генетическая преемственность так мало выяснена, что сделать какие-нибудь более определенные выводы из приведенных выше данных в настоящее время вряд ли возможно.
На этом мы и закончим нашу заметку, выразив желание, чтобы такого рода наблюдения были произведены в более широком объеме. Вряд ли возможно сомневаться, что систематическое производство таких экспериментов и их осторожное толкование могут дать целый ряд важных психологических данных, и притом в тех областях, которые до сих пор почти не поддаются изучению с помощью обыкновенных методов экспериментальной психологии.
Представление о внимании характерно для наивного реализма. В психологии оно становится источником псевдопроблем. Для наивного реализма внимание означает субъективное условие или активность, содействующую тому, чтобы предметы переживались с высокой познавательной ценностью, т. е. чтобы вещи переживались такими, какими они согласно представлениям наивного реализма и являются в действительности. Уже из-за этой оценочной точки зрения представление о внимании непригодно для психологии. Впрочем, внимание есть взрывчатое вещество и для самого наивного реализма, поскольку его основная установка состоит в том, что субъективность и видимость совпадают. Если внимание есть обозначение субъективных условий переживания, которым и ограничиваются, то, вместо того чтобы проводить реальные исследования, закрывают глаза на главную тему психологии, а именно на раскрытие и исследование этих субъективных условий переживания. А поскольку эти условия, которые частично анализируются в «психологии задачи», от случая к случаю изменяются, то и внимание означает, хотя над этим, как правило, не задумываются, либо нечто весьма неопределенное, либо нечто неоднородное, в разных случаях различное. Поэтому-то ни одно определение внимания и не могло удовлетворить психологов, тогда как внешне можно было все объяснить вниманием. Поэтому-то в действительности внимание как объяснительный принцип должно было исчезать всякий раз там, где исследование проникало в феномены и раскрывало их условия и факты. Поскольку термин «внимание» не обозначает ничего определенного и конкретного, то, чтобы все-таки поставить ему в соответствие некую реальность, легкомысленное предположение вызывает к жизни фикцию формальной и абстрактной деятельности души.
Слово «внимание» является в большинстве случаев излишним и вредным. Когда, например, некто Майер смотрит в свою тетрадь, то псевдонаучно это можно выразить так: «Майер направил свое внимание на тетрадь».
По-видимому, говорят так не только ради изысканности выражения, но также и для того, чтобы открыть дорогу опасному недоразумению, будто в нашей познавательной жизни имеется некий прожектор, который перемещается то туда, то сюда по воспринимаемому предмету. Воспринимаемых предметов нет в наличии, но они как будто только того и ждут, чтобы внимание как некий прожектор высветило их, они возникают лишь при содействии всех субъективных условий.