Что такое сознание? В новейшее время философы и психологи много занимались этим вопросом. Так как это слово без всякого сомнения обозначает нечто, принадлежащее к нашей духовной жизни, и так как другие понятия вроде представления, чувства, воли и т. д., которые мы употребляем для обозначения разных психических процессов и состояний, не совпадают с понятием сознания, то естественно было прийти к убеждению, что сознание есть также особое состояние нашей души, отличающееся определенными признаками. Этот взгляд находил подтверждение в том обстоятельстве, что приходится противопоставлять сознанию бессознательное духовное бытие. Представления, душевные движения могут исчезать и впоследствии появляться вновь. Таким образом, можно сказать, что они оставили сознание и продолжают существовать в бессознательном, чтобы снова при случае войти в сознание. Поэтому естественно было представить себе сознание как нечто вроде сцены, на которой представления, как действующие лица, попеременно выступают, исчезают за кулисами и снова выступают, когда приходит их очередь.
Такой взгляд сделался настолько распространенным, что многие психологи и философы считают более интересным узнать, что делается за кулисами, в бессознательном, чем то, что происходит в сознании: последнее ведь хорошо знакомо нам из повседневного опыта, а о бессознательном мы ничего не знаем, и узнать о нем что-либо было бы интересным обогащением наших сведений. Конечно, такое сравнение сознания со сценой ошибочно. Когда действующие лица сходят со сцены, она остается; она существует вне их и независимо от них. Но когда исчезают сознаваемые нами процессы, сознания не остается; оно всегда изменяется вместе с ними и вообще не представляет ничего, что могло бы быть различаемо от них. Когда актер ушел со сцены, мы знаем, что он находится где-нибудь вне ее. Когда же из сознания исчезло представление, то мы вообще ничего более о нем не знаем. Когда мы говорим, что оно потом возвратилось, то строго говоря, мы употребляем неверное выражение, потому что то же самое представление никогда вновь не возвращается. Позднейшее представление может более или менее походить на прежде бывшее, но оно, вероятно, никогда не бывает тожественно с ним. То в нем имеются составные части, которых не было в прежнем, то нет таких, которые раньше были. Поэтому едва ли найдется другой взгляд, который вносил бы в психологию большую путаницу, чем тот, что представления суть неизменные объекты, которые могут подниматься и опускаться, тесниться и сталкиваться, к которым при случае через посредство органов чувств могут присоединяться новые, но которые, раз существуя, ничем не различаются, кроме их непостоянного распределения в сознании и бессознательном, и разве еще неодинаковой степенью ясности. В действительности представления, как и все другие психические события, суть процессы, происшествия, а не предметы. Представление, которое мы принимаем за ранее бывшее или за тождественное ранее бывшему, никоим образом не есть это прежнее представление; точно так же слово, которое я пишу, картинка, которую я рисую, не тождественны с тем же словом, написанным раньше, с подобной картиной, прежде нарисованной. Впрочем, при этих внешних действиях при случае позднейшее произведение может еще более походить на прежнее, чем это возможно при продуктах нашей внутренней жизни, ввиду более запутанных условий их возникновения. Между тем то обстоятельство, что новые процессы представляют соотношения и сходства с ранее бывшими, вовсе не может доказать продолжение существования представления как такового; ведь никто из сходства какого-нибудь привычного движения, например движения пера при писании определенного слова, не станет заключать, что это движение невидимо продолжалось с того момента, когда я совершал его в первый раз, и сделалось опять видимым, когда я вновь стал писать это слово. Если же представления не бессмертные существа, а преходящие события, повторяющиеся в более или менее измененном виде, то вместе с тем отпадают сами собою и все эти гипотезы. В то же время бессознательное теряет приписываемое ему значение особого рода духовного бытия; если различать таковое от сознания, то оно могло бы разве служить для установления признаков или условий, которые должны присоединяться к духовным объектам, для того чтобы они могли быть сознаваемы.
Точно так же оказались бесплодными все попытки определить сознание как особый духовный факт, существующий рядом с внутренней жизнью. Если, например, полагали, что можно смотреть на сознание как на способность внутреннего наблюдения, как на так называемое «внутреннее чувство», то ясно, что при этой аналогии делалась подобная же ошибка, как при сравнении сознания с театральной сценой. Воспринимающий орган и воспринимаемый объект представляют две вещи; сознание же и процесс, происходящий в сознании, никоим образом не суть две вещи. Деятельность наблюдения и внимания без сомнения представляет нечто, принадлежащее к так называемым процессам сознания. Но это только один из числа других фактов сознания, а следовательно, такой, который предполагает существование сознания, а не сам обусловливает его возможность. То же самое нужно сказать и про другое объяснение сознания. А именно, говорят, что в сознании мы различаем много представлений, и поэтому сознанию должна быть свойственна способность различения; оно само должно быть различающей деятельностью. Но и здесь возникает вопрос, представляет ли различение процессов, непосредственно воспринимаемых нами в себе, такое условие, которое предшествует этим процессам, и не есть ли оно, наоборот, их следствие, возможное лишь на основании их. Чтобы можно было различать объекты, они прежде всего должны быть налицо. У ребенка сливаются в одно представление многие отдельные объекты, которые различаются развитым сознанием. Следовательно, различение и наблюдение суть процессы, которые предполагают сознание, а потому они и не могут составлять его сущности. Сознание же не представляет духовного процесса, совершающегося рядом с другими, а состоит лишь в том, что мы имеем внутренний опыт, замечаем в себе представления, чувства, волевые движения. Все эти процессы сознаются нами, поскольку они в нас имеются; они не сознаются нами, когда их нет. Выражения вроде «порог сознания», «появление и исчезновение из сознания», «объем сознания» и т. п. представляют просто образные обороты речи, которые полезны для краткого обозначения известных фактов внутреннего опыта, но в которых никогда не следует усматривать описания самих фактов. Единственное, что действительно соответствует переходу через порог сознания, — это то, что происходит нечто, чего раньше не происходило, а исчезновению из него — что не происходит более того, что происходило раньше, точно так же как под объемом сознания мы подразумеваем лишь совокупность наличных в данный момент психических процессов.